Глвред журнала "Искусство кино" социолог Даниил Дондурей - о культурной катастрофе в России. Выдержки.
- Нуждаясь в ежедневном допинге сенсаций, мы, не осознавая этого, сидим на игле скандалов, слухов и удовольствий от критики власти. В первую очередь министерству следует отказаться — и к этой революции никто не готов — от своей вечной функции распределения бюджетных денег. Это должны делать специальные структуры: фонды, агентства, профильные институты. Всюду в Европе действует правило «длинной руки» — чиновники жестко отделены от распределения господдержки. Этим занимается развитая система экспертиз, что ведет к честной конкуренции, не допускает коррупции, позволяет отказывать мэтрам-небожителям, если они проиграли конкурс. Негосударственные деньги должны объединяться с казенными. Нужно, чтобы им было это выгодно и интересно. Сегодня такое партнерство происходит только по монаршему указанию. А в США художественную жизнь финансируют 25 тыс. благотворительных фондов. Экспертами могут выступать творцы, продюсеры, социологи, экономические аналитики, независимые от этой сферы творчества деятели искусства, ну и конечно же критики. Это ответственнейшая работа, требующая четких процедур, специальных навыков, огромного опыта, честности и мудрости. Не зависящая от дружеских обязательств.
- Рано или поздно нам всем придется осознать приближающуюся катастрофу — в России исчезает качественная аудитория: зрители, читатели, способные воспринимать произведения, требующие внутренней работы, специального образования, чутья, индивидуального опыта, навыков декодирования символических форм. Количество концертов классической музыки за пятнадцать лет уменьшилось в восемь (!) раз, на вернисажи приходит почти вся потенциальная публика, и только 37% российских граждан читает «одну и более» книг в год, способность юношей связно пересказывать содержание классических произведений литературы с 1995 года ухудшилась в пять раз, а девушек — в четыре. Уменьшается аудитория кинотеатров — 83 из каждых 100 мест пустовали в минувшем году. В пятнадцатимиллионном мегаполисе не собрать зрителей и на дюжину сеансов, где показывают лауреатов Канна, Венеции, Берлина.
- Политическая власть не может не задумываться, какими будут граждане в ближайшем будущем, каковы их ценности, приоритеты, внутренние запреты, модели поведения. Нобелевский лауреат родом из Нижнего Тагила Константин Новоселов вскоре после награждения признался, что уехал в Манчестер потому, что в России ему не хватало творческой среды. Речь идет не о 20–30% населения, которые социологи относят к среднему классу, а о помыслах «лучших людей» — тех, кто придумывает, организует, кормит остальных. О поводырях и строителях, обеспечивающих способность нации пребывать в истории, успешно конкурировать с другими. А это всего лишь один-два процента населения. Кто-то из великих сказал: «Уберите 300 французов — и Франции не будет». Дело, конечно, не в количестве, но не хотелось бы — это опасно для нашего будущего, — чтобы число сложных, сверхтревожных, придумывающих новые формы людей сократилось в нашей стране до трехсот.
- Здоровая атмосфера — это ведь не только источник развития, но и взаимоподдержка, удовольствие жить «среди своих», сетевое сознание, интеллектуальный комфорт, драйв повседневного существования. Казалось бы, речь идет о пестовании людей, способных читать языки искусства, а на самом деле — о выращивании «второго народа», жителей новой России. Они уже содержат большинство, включая тех, кто не расстался с ценностями советской власти. Будут способны прокормить нас и тогда, когда кончатся высокие цены на энергоносители. Только культура может научить оба российских народа — и консервативный, и жаждущий перемен — жить вместе, понимая при этом, что каждый имеет право на взгляды, отличные от его.
— За позитивным опытом молодые теперь идут не в учреждения культуры, а в кафе и рестораны. Там друг у друга, а не у художников, они узнают, что важно в жизни, как себя вести, но не приобретают способности считывать коды, а значит, и смыслы времени. Его стили, скорости, тайнопись, навыки работы с формой, адекватного мышления. Нельзя даже представить себе на общефедеральном канале неполитизированный разговор, к примеру, о страхах, связанных с потерей близких, о муках творчества или ощущении приближающейся смерти, о том, что делать, если родной ребенок тебя не понимает. Нельзя увидеть — рейтинговая экономика (живущая на успехе «Ментов», «Братанов» и «Воров в законе») это жестко запрещает — трансляцию знаменитой постановки Венской оперы или дискуссию о природе акционизма в contemporary art.
- Мне кажется, можно создать нечто, схожее с плодотворной атмосферой России начала XX века. Для этого нужно очень серьезно заниматься культурной политикой. К сожалению, наше высшее начальство мечтает создать международный финансовый центр, а вот культурный — нет. Им еще не объяснили, какой из этого можно извлечь патриотический профит. Безусловно, не меньший, чем из чемпионатов мира, поскольку это не разовый, а потенциально вечный проект. Многое мы так и не проговорили, а значит, не освоили. Накопили гигантское количество неразрешенных вопросов, на которые до сих пор не даны ответы, настроили неосознанных барьеров. Они даже не маркированы как зоны неизвестности — вот итог работы не столько Минкульта, сколько нынешней системы устройства жизни в целом. Не накачаны одрябшие мыслительные мышцы. Не случайно мы не в состоянии осмыслить события декабря–марта. Сложные контексты не считываем, видеть будущее не умеем. Разучились.
- Есть всесословный консенсус: культуру воспринимать либо как досуг, отдых, либо как идеологию, пропаганду, либо как нечто священное, связанное исключительно с великими именами и датами, с тем, что не имеет прямого отношения к настоящему. Храм, музей, кафедра… Но не важнейшая часть жизни. Укоренилась простая и всеми одобряемая схема: культура — это в первую очередь преклонение перед прошлым. За двенадцать постъельцинских лет знаменитости (Михалков, Говорухин, иже) не предложили никаких практических решений того, что их так волнует, кроме введения цензуры и обращения к Владимиру Путину с просьбой лично разобраться со всеобщим «оскотиниванием». Мы так и не получили заказа на серьезное изучение связанных с воспроизводством культуры проблем, технологий, последствий. Не умеем ее рассматривать как невероятно многомерную и живую систему — о каком достоверном диагнозе может идти речь без исследований?
- У нас господствует понимание культуры как специфической, но услуги. Успех измеряется сегодня величиной рейтинга и количеством проданных билетов. Принято говорить: «Фильм потрясающий, потому что его бокс-офис — 11 млн долл. в первый уикенд». Культура постепенно переводится на самообеспечение. Это как если бы войска стратегического назначения перешли на хозрасчет. От ракетчиков требовали бы, чтобы они нравились как можно большему числу клиентов.
- В телевидении, в авторской и массовой культуре отсутствует доктрина общественного блага. Особой миссии. Некоммерческих обязательств. Уполномоченные органы — Минфин, Минэкономразвития — все сопутствующие этой философии финансовые траты стремятся урезать. Для них культура — это такая же индустрия. На ее нужды направляется в тридцать раз меньше бюджетных денег, чем на оборону, и в пятнадцать раз меньше, чем на полицию. При том, что здесь трудится не меньше граждан. Минкульт — ведомство нищих, а министр — их предводитель, который должен разделить на всех страждущих оставшиеся от других госзатрат деньги. Еще он должен быть авторитетом (чуть ли не в тюремном понимании этого слова), чтобы отстаивать эти небольшие средства. Опровергать тех, кто считает, что за культурные блага нужно платить, как за туризм. Большие бюджетные деньги тратятся только на имперские проекты — реконструкцию знаменитых зданий, поскольку считается, что, как и победы в спорте, именно это возвеличивает страну.
— Перерезав в семи местах советскую цивилизацию, Гайдар снабдил нас собственностью, свободой информации и передвижения, зарубежными паспортами, невиданными раньше услугами, комфортом. Соотечественники мгновенно этим воспользовались, но стали Гайдара же ненавидеть. Он им не объяснил (да и сам этого не понимал), что одновременно людям придется поменять прежние системы представлений, нормы, взгляды, сами объяснения принципов устройства преобразившейся реальности. Вот и получилось: действительность новая, а модели ее понимания — прежние. В результате — ужасающие мировоззренческие сбои в головах людей. Но противоречия не стали плодотворными, не сделали потенциальных зрителей, слушателей, читателей тоньше и сложнее.
— Мы прекрасно знаем, что повседневные отношения работодателей с наемными работниками, бизнесменов друг с другом, государства с предпринимателями и частными лицами на самом деле строятся не так, как об этом говорится и пишется. Чудесным образом мы умеем одновременно жить в двойном мире, в разных стандартах, системах поведения. Правильные слова, умные официальные тексты противоречат реальным практикам, где мы вполне успешно действуем «по понятиям». Уже привыкли, нервозности не испытываем, опасности не видим. Ключевая драма российского социума — массовый культурный архетип номер один: рынок и аморализм тотально связаны, зависят и подпитывают друг друга. В нашем национальном подсознании закодировано убеждение, что успех обеспечивается исключительно умением обмануть, отнять. Так — через культуру — советская идеология отомстила рыночной революции, наделила большинство строителей капитализма антирыночными представлениями. Две трети наших граждан считают нынешние отношения несправедливыми, 78% не уважают владельцев частных предприятий, особенно крупных. При этом сложившееся положение вещей никто не связывает со спецификой «рынка по-русски». Российские «фабрики мысли» даже не пытались противостоять этому, рассказывая телезрителям о том, что мировая цивилизация, выращенная на тысячелетнем совершенствовании рыночных отношений, не построена по лекалам отрицательной селекции. В самых материально успешных странах — высочайшие моральные и культурные приоритеты. В частности, благотворительность там на первом, а не, как в России, на 134-м месте. Мы этим культурным сбоям не ужаснулись. Слышны лишь красноречивые возгласы православных иерархов про «потерю духовности». Оба «государя» за 12 лет на эти темы не сказали ничего существенного. По их мнению, культура — это доступность услуг, ремонт памятников, деньги музеям или библиотекам и предложение повысить низкие зарплаты работникам бюджетных учреждений. Ни о какой мировоззренческой, ценностной перезагрузке речь не идет. Но драма в том, что так думают все российские элиты. По мнению любых экспертов, важны институциональные и судебные реформы, укрощение монополий, инвестиционный климат, политическая конкуренция. Вот накупим оборудования, добавим денег в образование, накопим их в специальных фондах — и проскочим в будущее. Но культуру перехитрить, заговорить невозможно. Да и противостоять ей невозможно, если она предписывает двигаться вниз… или вбок. Независимо от того, осознаем мы то или нет, культура программирует все мотивы нашего существования, спрятана в миллиардах часов телеэфира, в поступках, в разговорах, оценках, в контекстах. И в подсознании, конечно.
- Пока российская элита не найдет в себе силы и побуждение преодолеть концептуальные стереотипы на этот счет. Пока не согласится с тем, что культура сильнее экономики и политического строя. Это именно она разрушила процветающую российскую империю в начале прошлого века и социалистическую — в конце. Именно она тончайшим образом охраняет воспроизводство своих протофеодальных матриц. Но для этого, судя по всему, нужно еще пройти большой путь. И сначала справиться с отторгаемым и замалчиваемым нами интеллектуальным вызовом.
Источник: Бабр.ру
Комментариев нет:
Отправить комментарий