Председатель красноярского «Мемориала» - о природе страха, доносов и корнях бытового сталинизма.
- Алексей, есть расхожее мнение, что сталинские репрессии коснулись барчуков, а рабочему с колхозницей жилось спокойно. Это так?
- Это заблуждение, на котором и зиждется бытовой сталинизм. На самом деле сама операция 1937-го называлась антикулацкой и имела четкие временные границы, лимиты на расстрел и категории, кого брать. Первая, самая массовая категория, - раскулаченные крестьяне. Они составляли, по нашим данным, 80-90% от всех репрессированных, тогда как партийных было всего 5%. Начало исполнения приказа - 5 августа 1937-го, конец - 5 декабря 1937-го. Но органы так раздухарились, что лимиты быстро выбрали. В крае, к примеру, уже в начале октября расстреляли «плановых» 750 человек и стали просить тов. Сталина: «Нам бы еще шесть тысяч»…
- Откуда взялось это заблуждение?
- XX съезд компартии печалился, в основном, о репрессированных партийцах - командармах, секретарях обкомов и проч. Все, что в период оттепели о репрессиях писалось, были воспоминания выжившей интеллигенции. (Исключение - «Один день Ивана Денисовича» Солженицына.) Крестьянин, если он уцелел, забился в норку и замер, да и написать-то не умеет. Если бы граждане поняли, что такие люди, как они, составляли 90% репрессированных, они, может быть, не так бы и хотели Сталина. А второй миф - что при Сталине был порядок. А при Сталине был жуткий бардак! Везде. Указания сверху беспрекословно выполнялись. Но, если нужно было принять решение на месте, тянули время, боялись, потому что черт его знает, как поступать. Вот только что товарищ Бухарин заведовал «Правдой» и был на коне, и вот он уже - враг народа. Сейчас, кстати, картина такая же. Вчера турки - лучшие друзья, сегодня – заклятые враги. И что там у них наверху, и кто у них завтра враг?..
Маленькие трагедии Большого террора
- Среди тысяч трагедий есть истории, которые вас задели?
- Я знаю такие истории, но не любитель их рассказывать. Они вызывают у обывателя сладкий ужас, который тоже лежит в основе сталинизма. Обывателю нужен Сталин, которого он так сладко боится и которого любить от этого не перестанет. Ну вот история. Семью - мужа с женой - высылают за то, что у них был батрак. А батрак этот – приемный сын, сирота-подросток, который, естественно, им помогал. Он с год в органы писал: «Они мне за отца с матерью были, я с ними ел и жил». Наконец, надоел он им: «Значит, ты признаешь, что был членом кулацкой семьи? Тогда и тебя высылаем». И выслали туда же. Нет здесь, как видите, ни распятых мальчиков, ни крови. Вся штука в том, что зло было обыденным. И эта атмосфера, когда боишься вякнуть, десятилетиями продолжалась. Это и есть настоящий ужас, но он многим непонятен.
- Может, вам попадались нетипичные истории?
- Была интересная история, когда человек 10 молодых троцкистов выслали в 1927-м из обеих столиц в Ачинск. Идейные были ребята. На вопрос, за что сослан, гордо отвечали: «За приверженность ленинским идеалам». А практика такая была: если ссыльный, первым делом лишают избирательных прав. Их лишили. Они объявили голодовку, все время делали какие-то заявления… Ну, их арестовали и выслали по одному кого куда. Еще ярче случай. Был такой Либер, латыш. Когда его в 37-м арестовали, он на допросе стукнул следователя пресс-папье по голове, выхватил у него револьвер и выстрелил ему в голову. И еще нескольких ранить успел, пока его не скрутили.
- Почему в городах края до сих пор нет памятников жертвам политических репрессий?
- В крае два города, где памятники есть: Минусинск и Енисейск. В остальных городах с этим большие проблемы. В Канске, Ачинске, Туруханске места массовых захоронений известны, но не отмечены. В Ачинске, когда в 70-е строили аэропорт, вскрыли захоронение. В начале 90-х - еще были живы свидетели того, как извлекали останки из земли - ачинский «Мемориал» потребовал от прокуратуры официально подтвердить этот факт и взяться за расследование. Тогда можно было бы памятный знак поставить. Но прокурорские отбоярились, у нас есть их переписка.
О природе доносов
- Если бы не доносы, такого размаха репрессий бы не было?
- Донос был эффективным средством социального лифта. Донес на начальника - его забрали, ты на его место сел. Правда, готовься, что и на тебя напишут… Или - человек вел личный дневник, где о советской власти отзывался не шибко хорошо. Отношения с женой у него были неважные. И жена, чтоб от него избавиться, откопала дневник и передала его в НКВД… Мы знаем много таких случаев. Но, если бы правоохранительная и законодательная система в стране была нормальной, эти доносы не работали бы, - вот в чем дело! Они бы рассыпались. Донос и беззаконие - две стороны одной медали. Осуждая самостоятельные доносы, я бы отдельно поставил показания арестованных людей; они все герои. Потому что ломали в НКВД очень быстро. Достаточно пригрозить уничтожить семью, чтобы вынудить человека подписать что угодно. С момента раскулачивания и ликвидации НЭПа обыватель знал, что с ним легко могут сделать все, что угодно. И 37-й год финальную точку в этом поставил. Страх стал, образно говоря, генетическим. Году в 2004-м репрессированные стали отказываться давать нам интервью: «Вдруг мне или моим детям плохо будет». Власть повела себя похожим образом, и страх проснулся.
- Давно мораторий на смертную казнь. Почему же так оробели?
- Теперь уже и расстреливать не надо, народ обмельчал, боится меньше мелочи: с работы снимут, дело заведут. Да и в тюрьму можно загреметь за милую душу без всякой вины. А если за тобой еще и грешки водятся, так тем более. Это еще один прием управления, который действовал и тогда, и теперь. Когда законодательство настолько противоречиво, что ты не можешь что-то делать, не нарушая. Пока ты свой, на это смотрят сквозь пальцы. Как только тебя решили съесть, найдутся совершенно законные способы посадить. И это все, я так думаю, сознательно сделано. Каждый ходит на крючке.
- Ваше отношение к людям, жизни изменилось в результате ваших исследований?
- К людям я стал относиться гораздо хуже скорей после Крыма, в последние два года, когда увидел, как легко этот совок, который я ненавидел, возвращается на всех уровнях, сверху донизу, одним щелчком - дзынь! Благодаря тому, чем я занимаюсь, я понимаю эту систему, куда она идет и что с ней будет. И что будет с людьми, которые вольно или невольно ее поддерживают. Мне этих людей не стало жалко. Если они несутся на всех парах к обрыву, это их проблема, не моя. Задача «Мемориала» - сохранить память о тех, кто пострадал, восстановить историю и донести ее до тех, кому это интересно.
НП, январь 2016-го.
Комментариев нет:
Отправить комментарий