Старик и горе

Д.А.Сикейроса.
Облик нашего века.

Торопилась куда-то. Взгляд выхватил старика с авоськой возле крыльца аптеки. (Самой дорогой в округе, но дед этого, видимо, не знал.) Опираясь на костыль, старик перебирал ногами, будто шел, но оставался на месте. Как на параде - пока не дали команду "марш". Оглянулась - дед, все так же буксуя, слабо взмахнул рукой, призывая на помощь прохожего. Слабый взмах, слабый старик - дядька-прохожий его не заметил. Вернулась:
- Вам помочь?
Щуплый, высохший, как стручок, человек с ясным, бесцветным взглядом вцепился в мою руку, но не тронулся с места.

- Сильнее, сильнее! - попросил.
- Тянуть сильнее?
Кивнул. 
Я рванула. Наверное, мы выглядели как трактор и запорожец. Инвалид бодро заковылял, и я отпустила его руку, но продолжала идти рядом:
- О, да вы в паралимпийских играх еще можете участвовать!
Лицо старика тронула тень улыбки...
Мне казалось, что я его подбодрила. Но, если вдуматься, сказала сущую глупость. 
Каждая колдобина, каждый бордюр (а их, оказывается, на пятачок - сотня!) были для старика глухим препятствием, из-за каждого он начинал буксовать. 
Ему 85. "Не воевал, в тылу работал". Живет вдвоем со старухой. Та не ходит вообще. Так что он - единственный добытчик. И сейчас он ковыляет из аптеки в магазин. Ну и я с ним.
Мы преодолели пять крутых ступенек к маркету, победили жесткую даже для меня дверь, и дед сразу же во что-то вцепился у порога. Обессилел.
- Что вам купить?
- "Фирменный" хлеб, "молочный" батон, молоко.
- А-а, мы знаем этого дедушку, он к нам часто ходит, мы его у порога обслуживаем, - снялись с насиженных мест добродушные продавщицы. 
- Ну что-то он совсем еле идет, - рассчиталась за нехитрый набор.
- Неет, его просто подтолкнуть надо!
- Я могу приносить вам продукты, если хотите, - предложила деду, когда мы взяли штурмом порог его подъезда. - Или хотя бы заходить раз в неделю. 
- Нет.
- Впереди зима, как вы ходить-то будете?
Старик молча смотрел мимо меня. 
- Давайте я вам хоть номер телефона оставлю; помощь понадобится - позвоните. Мы недалеко живем. Возьмете? 
- Нет.
Он стоял на площадке первого этажа и ждал, когда я уйду. Шесть маршей до своей квартиры "ополченец" собирался брать в одиночку. 
Я очень хочу написать, что человек этот - бедный, но гордый. (Романтик Хемингуэй, "человека нельзя победить" и все такое.) Но это не тот случай. В России стариков грабят и убивают. Отправляют на живодерню из-за квадратных метров. И дед это отлично знает. Поэтому - я прочитала на его бесстрастном, как маска, лице - он не хотел, чтобы я знала номер квартиры, в которой живут одинокие беспомощные старики...
Я постояла с пустыми руками перед старым, больным человеком, который ничего не просил. Повернулась и ушла.