01 июля 2011

Медико-социальная экзекуция

Идею навестить городскую медико-социальную экспертизу подсказала приятельница. Невольная свидетельница безобразной сцены, она рассказала следующее: «Сидит нас в очереди человек 20. Сын на руках заносит старика – без ноги, полупарализованного. Рядом идут жена и дочь пациента. Посадить старика невозможно: он не держится на скамейке. Они сразу заносят его в кабинет городской МСЭ и усаживают на стул. Вдруг из кабинета - душераздирающий крик: «Уберите ЭТО отсюда!». Кричит врач, к которому они пришли оформлять инвалидность. Она старика называет «это». Не только родственники – вся очередь возмутилась: «Почему вы так разговариваете с людьми?» А медики в ответ: «Мы никого не примем, пока ЭТО не вынесут». И пришлось им инвалида выносить, пристраивать кое-как к стеночке, ждать, когда выкрикнут его фамилию, и потом заносить…»
«Не может быть!» – подумала я и отправилась в МСЭ.
***
10.00. Длинная кишка полутемного коридора до отказа забита людьми. (Насчитываю человек 30.) Каждый второй – с костылем. Единственная рабочая лампа люминесцентного освещения придает лицам клиентов мертвенно-бледный оттенок. Инвалид - колясочник, чудом попавший в здание МСЭ (пандуса, разумеется, нет, но есть – милости просим! - полуразрушенная лестница) останавливает свой бег у порога. Проехать между двумя рядами лавочек, плотно занятых народом, нет никакой возможности. Из заветного кабинета, как кукушка из часов, выглядывает один из врачей, выкрикивает фамилию очередника и так же стремительно скрывается за дверью. Каждый второй вызываемый – отсутствует. Кажется, я понимаю почему. В непроветриваемом коридоре застрял затхлый, сырой воздух, от которого минут через 10 у меня, относительно здорового человека, плывет крыша…
- Христосов! – кидает медик в коридор.
Дедушка с чудной фамилией, суетливо карабкается по трости, сталкивается с другим пациентом, падает… Толпа равнодушно наблюдает за инцидентом, лениво отпуская шуточки.
Пожилая дама, пропустившая свою очередь, начинает рыдать. (Позже узнаю: она ходит по инстанциям с родственницей, едва держащейся на трех ногах, с марта. Она никак не может «правильно» оформить документы. И нервы сдают.) Жалостливый регистратор бежит в кабинет комиссии и возвращается с хорошей новостью: «Вам сразу в 7-й кабинет надо! Заходите». Старушки распахивают дверь наискосок – и натыкаются на зычный парный рев: «Куда?! Ждите в коридоре! Вас вызовут!»
- Я с ночи, не спавши, привезла ее с «Рудника», - надрывно обращается в никуда несчастная, падает на лавку и затихает. Ее подопечная молча стекает по стенке туда же.
Из рычащего кабинета появляется здоровенная – кровь с молоком – девица лет 19-ти и, поджав губы, пробирается в кабинет врачей. Молодка старается не смотреть на отработанный материал, впечатанный в убогие стены; гримаса презрения будто пристыла к румяному лицу. «У этого клерка, регулярно получающего жалование благодаря тому, что десятки, сотни горожан становятся инвалидами, наверняка есть мама, бабушка, пожилые знакомые. Что ТЕ сделали ей такого, что она ненавидит ЭТИХ?» - размышляю.
***
11.00. Очередь не только не убывает – растет! Те, что побывали в заветном кабинете МСЭ, почему-то не уходят, а ждут повторного вызова. К компании старожилов присоединяются «проспавшие» новички. Между тем прием больных строго ограничен: с 10.00 до 12.00 три дня в неделю. Завтра - методический день. А с 18 июля работники медико-социальной экспертизы полным составом уходят в отпуск и вернутся так же организованно - 8 сентября. Это значит, что почти два месяца ни один больной не сможет получить инвалидность, оформить социальную пенсию и получить льготные лекарства; что в сентябре скамеек в этом жутком коридоре на всех не хватит, и онкобольным, людям после инсульта – инфаркта, без ног – без рук придется сидеть на полу или на траве во дворе. (Надо ли говорить, что лавочки возле МСЭ не предусмотрены?) Но ни один из тех, над кем изрядно поработали челюсти жизни, не вспомнит, что он человек, и не пойдет искать правды…
Трагизм ситуации разряжает крупная дама в костюме цвета надежды. Она с достоинством несет свое полное тело по коридору. Клиенты резво поджимают конечности, освобождая проход. "Начальница", - шепчет мне старожил. Дама ловко щелкает замком и заходит в «служебное помещение» - клозет.
- А где здесь туалет? – спрашиваю в регистратуре и не верю ушам: «Нету!».
- А вы в кустики сходите, тут все так делают, и женщины, и мужчины, - советует старожил.
- Вот так мы живем! – разводит руками пожилая работница, ведущая первичный прием «новорожденных» инвалидов в убогом кабинетике со стенами, крошащимися на глазах. – Сколько мы сюда разных людей водили, скольким показывали! И депутатам тоже…
- И что депутаты? – любопытствую.
- Думают, - по-доброму улыбается работница МСЭ.
Даже вырвавшись на свежий воздух, не могу отделаться от ощущения, что все мы, медики и пациенты, дети и родители, милиционеры и преступники, ets., живем в запущенной, затхлой, безжалостной зоне. Отличие между нами лишь в том, с какой стороны каждый из нас смотрит в тюремный глазок…

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Related Posts Plugin for WordPress, Blogger...